их хвосте висел русский биплан.
- Попал! Господа, ей Богу попал! - первым приметив появившийся за австрийским аэропланом дымный след, закричал молоденький прапорщик из числа связистов.
- А ведь верно! - тут же подтвердил вооруженный биноклем начальник штаба, генерал Ломновский. - Вон как австрияк дымить начал! - последующих комментариев не потребовалось, поскольку уже все могли различить протянувшуюся от белого биплана черную полосу.
Выйти в атаку на один из обнаруженных аэропланов противника удалось просто идеально. Лучших условий Петр и сам пожелать не мог бы. Заходя от солнца со снижением, он легко нагнал австрийца и пристроился тому в хвост. Хоть его и учили, что огонь можно было открывать уже с полутора сотен метров, штабс-капитан не стал торопиться и только когда до противника осталось не более двадцати, дал первую пристрелочную очередь. От переизбытка нахлынувших эмоций он слишком сильно надавил на гашетку и при этом дернул рычаг, так что вместо того чтобы ударить в двигатель противника, пули ушли выше, прошив кромку крыла. Следующая очередь в полдесятка патронов вообще прошла мимо, и лишь третья, перед которой Нестеров заставил себя выдохнуть и успокоиться, почти полностью пришлась в двигатель вражеского аэроплана, пробив по пути уже пострадавшее верхнее крыло прямо над головой пилота-наблюдателя.
Из-за перекрывавшего обзор крыла он не мог понять попал ли на этот раз, но потянувшийся за австрийцем серый дым, развеял все сомнения. Он попал! Решив добавить туда еще одну очередь для верности, Петр вновь на короткое время нажал гашетку, но в этот момент противник накренился и чуть дернулся, так что пули лишь пробили нижнее крыло, не причинив особого ущерба, а установленный над верхним крылом Мадсен откликнулся сухим щелчком - весь магазин на 33 патрона оказался полностью отстрелян. Нестеров уже хотел было нагнать австрийца и приказать явно растерявшемуся пилоту идти на посадку, как поднявшийся со своего места наблюдатель вытянул в его сторону руку и выстрелил из пистолета. Потом еще раз и еще. Четвертая пуля попала в пропеллер, отколов от него небольшой кусок, о чем Петр узнал только после приземления, а вот произвести пятый выстрел возомнившему о себе невесть что наблюдателю уже было не суждено. Все то время пока австриец вел по нему огонь, командир 11-го авиационного отряда не сидел, сложа руки, а занимался перезарядкой пулемета. В отличие от всех прочих У-2 его отряда, командирская машина была перестроена в эрзац-истребитель, для чего пилоту приходилось располагаться в задней кабине, дабы иметь возможность оперировать хитрой системой крепления пулемета. Спустив по кронштейнам тянущимся от верхнего крыла к кабине Мадсен, он отсоединил опустевший магазин и, сунув его в пенал располагавшийся с боку кабины, установил на место полный, выдернутый из точно такого же пенала. К сожалению, не смотря на активную работу по внедрению вооружения на аэропланы, что многие годы вели его наставники, львиная доля машин до сих пор оставались безоружными разведчиками. Так, непосредственно в его отряде имелось всего два ручных пулемета на 8 машин. Да и емкость магазинов откровенно подкачала. Того количества, что виделось вполне достаточным для наземных боев, в воздухе не доставало совершенно. Ведь такой магазин полностью опустошался за 2-3 очереди, позволяя противнику получить шанс на спасение, пока пилот отвлекался на перезарядку. Лично ему здесь и сейчас повезло, что австрийцы оказались не готовы к встрече с аэропланом-истребителем и потому растерялись, тем самым подарив ему время на приведение оружия в боевую готовность. Наконец перезаряженный пулемет занял свое прежнее место над верхним крылом, и Нестеров вновь нажал на гашетку, стоило фигуре отстреливающегося австрийца попасть в перекрестье прицела.
Тело барона Фридриха фон Розенталя, совсем недавно бомбившего свое собственное поместье, на землях которого расквартировался русский авиационный отряд, затряслось, как у припадочного, а из его груди прямо в лицо Франца брызнули настоящие потоки крови. Не менее десятка винтовочных пуль прошили наблюдателя насквозь и откинули его обратно в кабину, на дно которой он и сполз. Еще некоторая часть перепала пострадавшему ранее двигателю, и валивший из него ранее серый дым приобрел черные оттенки. Досталось и пилоту. Помимо забрызганного кровью товарища лица и глубокого шока, он получил три касательных ранения, а одна пуля застряла в кисти, предварительно пробив навылет правое плечо.
"Если противник не сдается, его уничтожают" - вспомнил Петр одно из любимых изречений Алексея Михайловича и, убедившись, что опасности более нет, поскольку два оставшихся австрийских аэроплана, отвалив в стороны от обреченного сослуживца, вовсю улепетывали, прибавил газу.
Поравнявшись с теряющим скорость и высоту противником, Нестеров жестами показал австрийскому пилоту, что если тот не пойдет на немедленную посадку, он откроет огонь на поражение. Тот, не смотря на полученные ранения и шоковое состояние, все же смог понять, чего от него требуют и повел свой Альбатрос к земле, в направлении указанном русским авиатором.
Удостоверившись, что его поняли верно, Петр убавил обороты и вновь занял место за хвостом противника. Минуты через две они уже пронеслись в какой-то сотне метров над расположением штаба армии по направлению к аэродрому 11-го отряда. Вот только похвастаться столь редким трофеем Петру Николаевичу, было не суждено. Примерно в километре от летного поля двигатель Альбатроса заглох и истекающий кровью пилот не смог удержать одной действующей рукой подбитую машину в воздухе. Он принялся довольно резко заваливаться на правое крыло и через десяток секунд разбился на пшеничном поле. Стоило крылу коснуться земли, как аэроплан тут же развернуло на девяносто градусов и, подломив шасси, он боком проехался на брюхе, сминая под собой колосья еще не убранного урожая. Двигатель, оторвавшись от планера в момент удара о землю, смял часть попавшегося по пути левого нижнего крыла Альбатроса, а после, кувырнувшись раз пять, замер, зарывшись в жирную плодородную землю. По всей видимости, только это и спасло остатки аэроплана от возгорания.
Сделав несколько кругов над поверженным противником, и отметив, что со стороны аэродрома к месту падения уже вовсю несется грузовик, забитый людьми под завязку, Петр повел свой У-2 на посадку. Пусть ему и не удалось довести трофей относительно целым до аэродрома, тем не менее, он оказался первым кадровым армейским летчиком, кто смог сбить аэроплан противника. И эта мысль грела душу штабс-капитана почище стакана водки. Только факт того, что самая первая воздушная победа оказалась одержана несколькими днями ранее пилотом-охотником, слегка портил его настроение. Но лишь слегка!
